Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов (книги серии онлайн .TXT) 📗
— И тебя взяли?
Голос был знакомый, а лица она не узнала. Лицо было чужим, неузнаваемо распухшим.
— Это я, Раечка. Неужели не узнаешь?
— А Нина где? Ведь ее схватили?
— Нинка сбежала… Обхитрила их…
Раечке сделалось плохо, и Полине пришлось за нею ухаживать. Ей и самой было нехорошо, ее тоже били, но Раечке было совсем худо. Ночью она пришла в себя, зашептала:
— Из-за меня все получилось… Я проговорилась по пьянке…
Полина невольно отодвинулась.
— Правильно, — простонала Раечка. — Меня ненавидеть надо…
Каждую ночь Полину вызывали на допросы, пытали, подвешивали к потолку за косу. Она ничего не сказала. Потом ее оставили в покое, как будто забыли, даже пищу не приносили. Она лежала и старалась не двигаться, потому что каждое движение вызывало боль.
Неожиданно заскрипели двери.
— Поднимайтесь!
Подталкивая прикладами, их повели к машине, втолкнули в кузов. Там уже сидело двое — седой как лунь старичок и заросший черной бородой парень. Лица обоих были знакомы Полине, и в то же время как бы незнакомы — опухшие, страшные, в кровоподтеках. Старичок поддерживал сломанную на допросах руку.
Машину окружили мотоциклисты, и они поехали. Когда машина остановилась и их всех вывели, Полина все поняла.
Находились они на городской площади, у виселиц. Кругом вооруженные немцы, а за ними толпа. И гробовое молчание. Сотни людей, согнанных на площадь, стояли молча.
Полина посмотрела на своих товарищей. Впервые разглядела страшное лицо Раечки, не лицо, а сплошной кровоподтек. Это особенно бросалось в глаза, потому что рядом с Раечкой стоял румяный, сытый немец. Пошел дождь. Капельки его приятно освежали кожу.
И Полине вдруг показалось, что все это — виселицы, румяный немец, безмолвная тишина на площади — все это сон. Сейчас она проснется, и все будет хорошо. Засияет солнце. Послышится родная русская речь. Ей развяжут руки и она побежит по знакомым улицам Пскова. Не может ведь она умереть, еще не пожив как следует.
Рядом о чем-то заговорили немцы, и тотчас отчаянно взвизгнула Раечка.
— Перестань, — сказала Полина. — Возьми себя в руки.
Их подвели к открытому грузовику, неизвестно когда очутившемуся под виселицей, велели подняться в кузов. Появился немецкий офицер в пенсне и какой-то тип с продолговатой, похожей на дыню, головой. Офицер читал по-немецки, а тип переводил. Полина его не слушала. Она вглядывалась в толпу, стараясь увидеть знакомых людей.
Наконец чтение кончилось. Наступила страшная пауза, и в тишине Полина уловила вздох толпы. Тотчас засуетился розовощекий. Подошел к седому старичку. И как только подошел к нему, старичок отчетливо произнес:
— Звери вы, звери…
Последней была очередь Полины. Она хотела взглянуть в глаза розовощекому, но палач отвел их в сторону и накинул веревку. В петлю попала коса, и Полина привычным движением хотела забросить ее за спину. Коса не послушалась. Розовощекий уловил ее жест и выбросил косу из петли. Полина вдруг поняла: это конец. И сами по себе, как протест, из горла вырвались последние слова:
— Прощайте, товарищи! Да здравствует…
Толпа колыхнулась.
Полина уже не слышала, как из-за домов затрещали выстрелы, как ворвались на площадь партизаны.
17. ПЛАМЯ
— Пожар! Пожар!
Фашисты оцепили площадь. Горела биржа труда. Ненавистное всему городу здание.
С первых дней Железняк и его группа многое делали, чтобы спасти советских' людей от угона в фашистское рабство.
Необходимо было направить своих людей на биржу труда. Но как их там устроить? Кандидаты проходили строгую проверку: через полицию и гестапо. За всеми, кто там служил, был установлен контроль, проверялся каждый шаг.
— Неужели не найдется патриота, который уже служит на бирже и согласен нам помочь? — спросил Железняк Нину Парину.
— Найдется, — как всегда решительно сказала она.
Нина знала город, земляков своих, и ее хорошо знали люди. Кто же там работает, на этой бирже труда? Оказалось, Дмитриев. Нина вместе с ним училась в школе.
Встретились они по случаю дня рождения. Нинке пришлось специально доставать самогонку. Пришли школьные подруги. Собралось почти полкласса.
— Как на восьмое марта! — воскликнул Дмитриев, входя в комнату. — Одни девчонки…
Пели песни, вспоминали школу. У всех было довольно грустное настроение.
Нинка буквально напросилась проводить Дмитриева до дому. По дороге сказала:
— Слушай, достань мне справку с биржи. Очень нужно…
Дмитриев долго не отвечал, все смотрел на небо, словно угадывал, не будет ли дождя. Потом положил свои большие руки ей на плечи, произнес тихо:
— Достану.
С этого и началось. Дмитриев стал снабжать чекистов бланками документов, дающих освобождение от трудовой повинности, своевременно сообщал о предстоящих мобилизациях.
Гестапо занялось биржей. Майор Руст самолично проверял служащих.
«Что делать?» — запросил Дмитриев.
«Сжечь биржу», — пришел ответ от Железняка.
Дмитриев стал готовиться к выполнению приказа. Нужно было достать горючее, принести его в здание, заминировать выходы, чтобы никто не смог помешать пожару, выбрать удобный момент для поджога. Гестапо свирепствовало. Нужно было спешить.
Он завел себе сапоги с широкими голенищами. В них проносил плоские бутылочки с бензином. Его помощница Егорова маломагиитную мину пронесла в шляпе с глубоким дном.
Наконец все было подготовлено. Оставалось выбрать удобный момент. Но его-то как раз и трудно было выбрать. Приходили все служащие к определенному часу, уходили одновременно, а если и оставался кто-то, непременно находился под приглядом немцев. А тут нужно было остаться одному. Дмитриев извелся в ожидании.
В один из дней обер-лейтенант Фогель приказал служащим:
— Всем на проверку! Быстро! Момент!
«Вот оно», — сказал себе Дмитриев, ощущая во всем теле незнакомый доселе озноб. Поманил глазами Егорову, в коридоре успел шепнуть:
— Мину ставь у входа за батарею. И уходи. Слышишь, уходи!
Сам свернул в туалет. Слышал, как постепенно затихают шаги, как все уходят. Теперь нужно было незаметно вернуться, достать бензин, облить бумаги, поджечь и скрыться через запасной ход.
Действовал он быстро, но ему все казалось, что медленно, и он торопил себя. Облил бензином бумаги в своей, в соседних комнатах, поднялся на второй этаж и там облил шкафы. Одна из бутылочек соскользнула со стола на пол. Дмитриев вздрогнул, притаился. Ему почудилось, что часовой у входа услышал стук.
Прошла минута, другая. Все было спокойно. Теперь оставалось поджечь бумаги и бежать. Щелкнул зажигалкой, вспыхнул огонек. Прикрывая его ладонью, побежал по комнатам, начал поджигать бумаги, столы, шкафы. Все, к чему он прикасался, моментально вспыхивало. Только теперь он почувствовал, как во всем здании пахнет бензином.
Он еще успел подбежать к своему столу, выдернуть из-за бумаг мину, и тут послышались шаги.
Он помчался по коридору, на ходу нацеливая стрелку мины на самое короткое время действия. В этот миг за его спиной послышался взрыв. «Молодец, Егорова!»— одобрил он про себя и, швырнув мину, выскочил во двор, перемахнул через забор.
Здание ненавистной биржи было в огне. И ветер трепал пламя, раздувая его еще сильнее.
18. ДО ПОЛНОЙ ПОБЕДЫ
Из боевого донесения: «С мая по декабрь 1943 года:
1. Перехвачены каналы засылки агентов псковского гестапо в партизанскую бригаду под видом членов «советского подполья».
2. Контролировались дороги:
Псков — Луга — Ленинград
Псков — Порхов — Старая Русса
Псков — Остров
Остров — Порхов — Дно.
3. Совершено пятнадцать диверсионных актов на железных дорогах, сожжено восемь складов с горючим.
4. За счет разложения подразделений РОА партизанская бригада пополнилась на две тысячи человек».
Шла жестокая борьба. Гестапо ставило преграды на пути чекистов, готовило сотни ловушек, подсылало в бригаду своих агентов. Железняк и его люди быстро распознавали предателей.
